Василий ЩУР, генерал-майор в отставке

По законам мужества.

 

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Поражение милитаристской Японии во второй мировой войне и активная, всесторонняя помощь Китаю со стороны СССР создали условия для образования Китайской Народной Республики. С первых дней ее существования между двумя странами установились самые тесные отношения. Наше правительство направило в Китай для строительства промышленных, сельскохозяйственных и других объектов лучших специалистов, лучшее по тем временам оборудование. И на государственной границе советские и китайские пограничники жили дружно.

Однако после смерти Сталина взаимоотношения в верхних эшелонах власти двух соседних государств стали постепенно ухудшаться. Хрущев не смог простить Мао Цзэдуну его стремления к лидерству в социалистическом лагере. Обстановка на границе стала накаляться. Постепенно от прежнего добрососедства остались лишь воспоминания. Вскоре и они были перечеркнуты кровью, пролившейся в вооруженных конфликтах на острове Даманский и на реке Уссури, а затем и в районе озера Жаланашколь.

Поскольку о боях на Даманском сказано и написано немало, а о столкновении у озера Жаланашколь — почти ничего, необходимо восполнить этот пробел. Тем более и повод подходящий имеется: событиям тех горячих дней в нынешнем августе исполняется тридцать лет. За эти годы выросли и повзрослели миллионы россиян, многие из которых ни разу не слышали о подвиге советских пограничников. Для них, главным образом, и предназначены мои воспоминания. А начать их хочу с рассказа об участниках боев у Жаланашколя...

ГЕРОЯМИ НЕ РОЖДАЮТСЯ

Площадь Челюскинцев в Горьком всегда была многолюдной. В предвоенные годы здесь проходили массовые народные гуляния и демонстрации трудящихся. На расположенный рядом Московский вокзал то и дело прибывали поезда. С началом войны пассажиров не стало меньше, но теперь они старались побыстрее покинуть площадь — недавно немцы бомбили город.

Погожим летним днем сорок третьего года с подножки пришедшего из-за Оки старого, разбитого трамвая соскочили три подростка. У каждого в руках был небольшой узелок. Они недолго повертелись в толпе у гостиницы «Антей», потом перешли трамвайные пути и оказались у входа в кинотеатр «Спартак». Там стоял милиционер. Владельцы узелков с опаской поглядели на него, а он с подозрением — на них.

— Быстрей, ребята! — скомандовал самый высокий из подростков — видимо, заводила, и ребята растворились в толпе, двигавшейся через площадь к вокзалу.

— А если контролер не пропустит, Петька? — спросил щупленький рыжеватый парнишка вожака.

— Попробуем. Вишь, какая толпа? Разве у всех билеты проверишь? Двинули, робя!

Но у вокзальных подъездов людской поток неожиданно распался на ручейки, вливавшиеся сразу в несколько дверей, у каждой из которых стояло по два, а то и по три контролера. А между подъездами вышагивали милиционеры.

Прошмыгнуть в здание не удалось.

— Что будем делать, Петька? — спросил рыжий.

— Зайдем с фланга, раз в лоб нам не удалось пробиться. Аида через товарный двор!

Ребята пробрались-таки на перрон и смешались с толпой, ожидавшей поезда Горький—Москва. Когда состоящий наполовину из теплушек состав подали к перрону, толпа бросилась на штурм вагонов, не ожидая объявления о посадке. В суматохе подростки прошмыгнули в большой товарный вагон, забрались под нары и затаились. С полчаса еще продолжался штурм поезда. Но вот дали третий звонок. Где-то в голове состава хрипнул усталый паровоз, напрягся, дернул раз-другой — и поезд медленно стал набирать ход.

— Все, робя, поехали! — вполголоса сказал Петька. — Теперь утром будем в Москве. А там — на первый же эшелон, который к фронту пойдет.

— А откуда мы узнаем, куда он идет?

— Дурак ты, Колька! Если в вагонах красноармейцы, а на платформах танки и пушки под брезентом, значит, не в Ташкент эшелон направляется, а на фронт.

В тот предвечерний час Петру Никитенко казалось, что его мечта попасть на фронт близка к осуществлению. Думать об этом он стал еще в сорок первом, когда в первые дни войны погиб отец, а сам он с матерью под фашистскими бомбами уходил из родного дома на берегу Днепра. А после того как фашисты несколько ночей бомбили Горький и под их бомбами погибли друзья по школе, Петр предпринял решительную попытку осуществить свою мечту. Приятели по дому охотно согласились бежать вместе с ним.

Но далеко уехать не удалось. В Дзержинске поезд поставили на запасном пути и начали проверку документов у всех пассажиров.

— На фронт собрались? — прямо спросил дежурный линейного отделения милиции.

— На фронт... — запираться было бессмысленно.

— Эх, ребята... Там и взрослым мужикам невмоготу порой. Я вот отвоевался... — лейтенант выдвинул из-под стола тяжелый протез. — Без вас, огольцы, там обойдутся. А вам учиться надо.

В Горький беглецы возвращались вместе с усатым сержантом милиции, хмурым и неразговорчивым человеком, курившим беспрерывно огромные козьи ножки, набитые крепчайшим самосадом.

Так для Петра Никитенко закончилась первая попытка стать военным. Вскоре последовала вторая. На сей раз он не боялся милиционеров. С гордостью предъявил им на вокзале направление в пограничное суворовское училище и воинский литер на проезд, полученный в облвоенкомате. Один из стражей порядка, проверявший документы, даже взял под козырек.

Война еще не кончилась. Петр думал, что он пройдет ускоренный курс военной подготовки и попадет на фронт, может быть, даже успеет к штурму Берлина. Но оказалось, что учеба рассчитана на несколько лет. Наступил победный сорок пятый год, а Никитенко продолжал ходить в форме суворовца. И лишь в сорок восьмом он стал курсантом Московского военного училища, затем шесть лет командовал заставой в Заполярье. Вернулся в Москву, получил высшее образование. И снова граница. Был начальником контрольно-пропускного пункта в Сортавале, комендантом пограничной комендатуры. В шестьдесят восьмом его перевели в Восточный пограничный округ. Начальник войск округа Герой Советского Союза генерал-лейтенант Матвей Меркулов напутствовал вновь прибывшего офицера:

— Отряд, где вы возглавите штаб, имеет славные боевые традиции и решает сложные задачи. Участок труднейший, подполковник. И соседи беспокойные. Провокация за провокацией. Правда, они сейчас не стреляют, но палец всегда держат на спусковом крючке. Вы, кажется, из Могилева?

— Так точно, товарищ генерал-лейтенант! До войны там жил.

— А мне там повоевать пришлось. Как раз на территории Могилевской области. Выходит, мы с вами почти земляки...

Оставлю пока нового начальника штаба Уч-Аральского пограничного отряда и попробую рассказать о другом участнике грядущих боевых действий.

Владимир Пучков родился через семь месяцев после того, как Михаил Егоров и Мелитон Кантария подняли Знамя Победы над рейхстагом. Сын донецкого шахтера мальчишкой узнал о подвиге своих земляков — молодогвардейцев, не раз в детских играх взбирался на вершину террикона и укреплял там красный флаг, точнее, свой пионерский галстук. Семнадцатилетним он пришел учеником токаря на завод «Антрацит». Поставили паренька к станку, и стал он точить детали для комбайнов «Кировец», «Донбасс», для врубовых машин «Родина» и другой горной техники. Сверстники уходили в армию, а Володю все не призывали: заводу после войны недоставало рабочих. Наконец и Пучков получил повестку из военкомата.

— В каких войсках хотели бы служить? — спросил парня председатель призывной комиссии.

— Куда пошлете. Отслужу — и на свой завод. А где служить — какая разница?

Офицеру это не понравилось. Но в деле призывника были отличные характеристики: умелый токарь, спортсмен, причем разносторонний. Да и человек хороший: отзывчивый, смелый, душевный. В общем, направили его в пограничные войска. Прибыл парень в Туркмению. В самом пекле, среди песков, он добросовестно познавал азы пограничной службы. Гимнастерка на солнце за неделю выгорала, а за две разлезалась от пота. Кто служил в Средней Азии, тот знает, что это такое — «белое солнце пустыни».

После «учебки» Пучкова отправили на самую высокогорную заставу в Горном Бадахшане: без малого пять тысяч метров над уровнем моря. С непривычки в легких покалывало, дышалось тяжело, силы быстро убывали. Поначалу ему казалось, что застава поставлена здесь зря: кто через горы полезет? Но вскоре убедился, что граница и здесь, на пятикилометровой высоте, остается границей. Застава охраняла рубеж с Китаем. Китайцев Володя видел в Донбассе еще мальчишкой. Они приезжали туда как друзья, учились у отца Пучкова и его товарищей по забою рубать уголек, осваивали наши горные комбайны, клялись в вечной и нерушимой дружбе.

В первые же дни службы он понял, что обстановка на границе далеко не дружеская, что одна провокация следует за другой. Однажды ночью заставу подняли «в ружье». Тревожная группа перекрыла один из высокогорных перевалов. Пограничники действовали смело и решительно, вынудив нарушителей поднять руки. У них обнаружили оружие и иностранную валюту, запасы продовольствия, альпинистское снаряжение.

Как-то, находясь в наряде, Владимир и его товарищ увидели по ту сторону границы шестерых конных китайских пограничников. Те мгновенно спешились, положили перед собой тренированных лошадей и навели на них свои автоматы.

— Не обращай внимания, — шепнул Пучкову старший наряда. — Посмотрим, у кого нервы крепче.

И они двинулись дальше.

Позже Володя не раз становился свидетелем подобных выходок. И тогда он решил, что нужен границе, а граница нужна ему. Подал рапорт с просьбой направить в пограничное училище. Учиться предстояло четыре года. Пучков спросил у одного из офицеров училища:

— А нельзя ли мне поступить на курсы младших лейтенантов? Хочу скорее продолжить службу на заставе. Уж больно тревожно у нас там, на китайской границе. Наглеют хунвэйбины с каждым днем.

— Границе нужны всесторонне образованные, грамотные офицеры...

— Дальше учиться можно и заочно...

Помню, осенью шестьдесят седьмого я приехал в один из приграничных районных центров Казахстана и отсюда должен был отправиться на отдаленную заставу. Ее начальник, капитан Иван Бурцев, сообщил по телефону:

— За вами приедет мой заместитель по политчасти.

Часа через три под окнами остановился «газик», крытый брезентом. Из него выпрыгнул молоденький офицер, в два прыжка преодолел лестницу и, разыскав меня, представился:

— Младший лейтенант Пучков. Начальник заставы приказал встретить вас. Так что прошу в машину!

Так я познакомился с другим героем этого повествования. Теперь расскажу еще об одном.

В старинном уральском городе Златоусте много заводов. Старейший из них построили еще в 1754 году и назвали железоделательным. Здесь трудился знаменитый русский инженер-металлург Обухов, разработавший новый способ производства литой стали. Тут же работал и легендарный Павел Петрович Аносов, разгадавший тайну булата за тридцать лет до того, как это сделали б Европе. Семья Рязановых испокон веку была связана с этим предприятием. Виталик еще совсем маленьким научился в многоголосом хоре других различать басовитый гудок отцовского завода. По нему Павел Рязанов собирался на работу в кузнечный цех, по нему он заканчивал смену и возвращался в свой Чинаевский поселок, где жили почти сплошь металлурги. Виталий родился и вырос здесь же, на улице Горной. И никогда, конечно, не думал, что этой улице будет присвоено его имя. Говорили дома и в школе обычно о заводе. О том, какую сталь варят, какие новые профили катают да на что все это идет.

Отец не раз поучал:

— Тебе, Виталя, прямая дорога на завод. Твой прадед на нем булатную сталь варил, твой дед нержавейку первым в России получил. А я вот — кузнец первой руки. Блоху подковать смогу, хоть и не Левша. Ежели подальше в историю заглянуть, то мы, Рязановы, и первые пушки отливали. Но не булатом и нержавейкой славен наш завод, сынок, а людьми, что крепче булата гелом и чище нержавейки душой. Они — наша гордость и слава. Возьми Сергея Грицевца. Дважды Герой Советского Союза, знаменитый летчик. Почему он им стал? Да потому, что наш завод душу его закалил.— А я, батя, тоже в летчики хочу податься!

— Не препятствую. Но только через завод. Сначала пройди нашу школу, получи рабочую закалку, а там и в летчики можешь.

Помня об отцовском наказе, Рязанов-младший после школы пошел на «семейный» завод. В отделе кадров ему предложили:

— Пойдешь учеником слесаря-механика на машинно-счетную станцию. Будешь ЭВМ налаживать и следить за их работой. Скоро электроника будет и сталь варить, и прокат давать. Без нее уже никуда...

Парень сразу согласился, смекнув, что все это ему пригодится в дальнейшем, когда он будет учиться на летчика. Там-то точно без электроники никуда.

Уже через полгода Виталий стал передовиком производства. А вот в небо, несмотря на приобретенную трудовую закалку и знания, так и не поднялся. Путь в летное училище ему закрыли обнаружившие какую-то «болячку» врачи.

— Ничего, сынок! — успокаивал отец. — Без нас, металлургов, ни один самолет не взлетит. Мы — всему голова. Отслужишь свое в армии, вернешься на завод, поступишь в вечерний институт. Сможешь большим человеком стать. У нас в Златоусте памятники не только летчику Гри-цевцу, но и металлургу Аносову имеются.

Виталия Рязанова призвали в пограничные войска. Поезд привез его сначала в Алма-Ату, а оттуда с такими же наголо стриженными новобранцами, в основном уральцами, он поехал в Уч-Аральский отряд, управление которого дислоцировалось тогда близ небольшого поселка Кок-Тума на берегу степного озера Алакуль. Там, в учебном подразделении, я и увидел впервые потомственного уральского металлурга, ставшего пограничником.

Ну а по другую сторону Урала, в Пермской области, есть городок Силва. Он, конечно, не так знаменит, как Златоуст. И стекольный завод, на котором трудился Миша Дулепов до призыва в пограничные войска, не столь известен, как металлургический.

Но своей родиной и своим заводом Михаил гордился не меньше, чем Виталий Рязанов булатной и нержавеющей сталью, подвигами Сергея Грицевиа и открытиями Аносова. В его роду все мужчины были стекловарами и стеклодувами. А это тоже большое искусство, дарящее людям радость.

Стекло и сталь — вещи вроде совершенно разные. Говорят даже, что это антиподы, если судить по афоризмам: хрупок, как стекло, тверд, как сталь. Но и то, и другое создано огнем. Сталевар и стекловар — люди огненной профессии. Ну а что касается хрупкости сгекла, то это давно уже архаизм. Иллюминаторам в космических кораблях никакие метеориты не страшны. Есть сорта стекла, которые броневой стали в прочности не уступят. Такие и делали на заводе, где трудился электромонтером Михаил. Его биография мало чем отличается от биографии почти каждого из тех. кто участвовал в бою близ озера Жаланаш-коль. На учебном пункте отряда я видел многих из них — Виктора Воробьева и его тезку Сысоева, Михаила Бабичева и Григория Ужегова, Александра Блохина и Михаила

Рычагова, Виктора Пищулева и Михаила Постолова, Григория Орищенко и Виктора Ульянова, Владимира Тру-фанова и Юрия Свешникова, десятки других. Тогда все они были еще совсем мальчиками, вчерашними призывниками. Это потом, после многих месяцев службы, они стали старшинами и сержантами, инструкторами службы собак, водителями боевых машин. А Жаланашколь сделал их героями.

С Петром Никитенко мы уже знакомы. Владимира Пучкова, Виталия Рязанова и некоторых его товарищей тоже знаем. Непосредственно в бою участвовали также офицеры Евгений Говор, Петр Теребенков, Владимир Ольшевский, Геннадий Демин, Ипат Бутылкин, Вячеслав Лие. Им помогали вертолетчики Геннадий Андреев и Владимир Клюс.

Боевого опыта до событий у Жаланашколя никто из них, за исключением Бутылкина, не имел. Боевых орденов — тоже. Героями не рождаются. Но смелый человек может быть до нужного часа этаким аккумулятором мужества. Подвиги Александра Матросова, Зои Космодемьянской, молодогвардейцев были взрывом огромного потенциального запаса мужества, накопленного этими людьми. То же самое можно сказать и о героях моих записок.

У ДЖУНГАРСКИХ ВОРОТ

Начальник штаба отряда подполковник Никитенко прибыл к месту службы в небольшой приозерный поселок, когда пограничники готовились к переезду в только что отстроенный военный городок. Но в первую очередь его интересовали не новые казармы, а обстановка на границе. В районе Джунгарских ворот линия границы выгибалась дугой в сторону сопредельной стороны. Заставы здесь располагались в нескольких десятках метров от красно-зеленых столбов. Тут же пролегало и железнодорожное полотно. В середине пятидесятых наши газеты много писали о «Дороге дружбы» и ее значении для дальнейшего расширения советско-китайского экономического сотрудничества. Участок дороги Актогай — госграница, сооружение которого велось ударными темпами, должен был стать отрезком кратчайшего стального пути из Москвы в Пекин. Его прокладывали с нашей стороны по пустынным местам вблизи озер Сасыкколь, Алаколь и Жаланашколь.

Место строительства магистрали выбрали не случайно. Джунгарские ворота — это гигантский, шириной 10— 15 километров, тектонический разлом между хребтом Джунгарский Алатау на западе и хребтом Барлык на востоке, ведущий от озера Эби-Нур в китайской провинции Синцзян к системе советского озера Алаколь. Через Джунгарские ворота обычно двигались племена Центральной Азии, направлявшиеся через казахские степи в Восточную Европу. Из служебных документов, исторических формуляров, литературы Петр Иосифович узнал, что этим путем пользовались не только Чингисхан, Батый, Мамай, не только джунгары-завоеватели, но и наши современники, причем далеко не с мирными намерениями.

Подполковник понимал, что в случае возникновения военного конфликта именно такие участки границы станут вероятным направлением движения войск противника. Удобны Джунгарские ворота и для засылки лазутчиков. Поэтому укреплению этого участка новый начальник штаба решил уделить особое внимание. А начал он с... изучения истории. Никитенко считал, что нельзя надежно охранять границу, не зная о специфике и традициях этих мест. Он узнал, что лишь где-то в марте — апреле двадцатого года район, примыкающий к Джунгарским воротам, был очищен от белогвардейских банд атамана Анненкова, ставка которого находилась в Уч-Арале. Прежде чем бежать в Китай через те же Джунгарские ворота, атаман у берегов озера Эби-Нур расстрелял жен и детей своих соратников по разбою, дабы избавиться от обременительных обозов. Этим же путем ушли от возмездия атаман Дутов и генерал Щербаков. После изгнания белогвардейцев из казахского Семиречья границу стали охранять части 3-й Туркестанской дивизии. Лишь через четыре года, весной 1924 года, здесь началось формирование пограничных отрядов, комендатур и застав.

В архиве отряда подполковник Никитенко обнаружил рукописные воспоминания первого коменданта пограничного участка. Тот писал, что в 1924 году застава «Ара-сан» была единственной на участке границы, ныне охраняемом всем отрядом. А ее личный состав состоял всего-навсего из шести бойцов, включая начальника Корта. Не успели пограничники обжиться на новом месте в развалинах бывшего курорта, как на заставу напала крупная банда, пришедшая из-за кордона. Под покровом ночи бандиты окружили заставу, стали обстреливать ее. Силы были неравны. Но начальник заставы организовал круговую оборону и не только сумел отбить бандитский налет, но и захватил в плен трех головорезов, которые рассказали на допросе, что получили приказ уничтожить всех пограничников.

Петра Иосифовича заинтересовала одна любопытная историческая деталь, прямо связанная с Джунгарскими воротами. Наиболее богатые баи, жившие у озера Алаколь, бежали в Китай вместе с Анненковым. Но земли, лежащие по нашу сторону границы, они продолжали не только считать своими, но и... обрабатывать. Они посылали сюда по весне батраков, которые пахали землю, засевали ее, а осенью приходили за урожаем. Вначале пограничники как-то мирились с этим. Однако потом объявили, что батраки могут оставаться на советской территории постоянно, но никаких путешествий «туда-сюда» больше допущено не будет. Узнав об этом, баи послали «для защиты своих интересов» банду, численность которой во много раз превышала силы пограничной охраны. Вспыхнул бой. На одного пограничника приходилось по десять — пятнадцать бандитов. И кто знает, чем бы все закончилось, не поспей к озеру Алаколь помощь из комендатуры — двадцать пограничников-кавалеристов с ручным пулеметом. Они зашли в тыл банде со стороны Джунгарских ворот. Бандитам пришлось прорываться за кордон севернее, в районе высоты Каменной.

Одним словом, тихими эти места не назовешь. Многие пограничники отличились здесь в прикордонных стычках. Имена Севостьяна Кривошеина, Василия Кондюрина, Григория Мезенцева и других героев границы тридцатых годов, сражавшихся с бандами вблизи Джунгарских ворот, навсегда вошли в боевую летопись отряда.

ТАРИЭЛ ИЗ КАЗАХСТАНА

После «учебки» рядового Виталия Рязанова назначили радиотелеграфистом на заставу «Жаланашколь», занявшую пустовавшее помещение железнодорожного разъезда. Паренек обратил внимание на то, что со многих домов в соседнем поселке сорваны крыши. Старшие товарищи объяснили:

— Ветром это. Тут знаешь какие ветра дуют! Зимой — «евгей», а летом — «сайкан». Лошадей с ног валят, машины перевертывают. А крыша для них — пустяк.

На заставе Рязанов подружился с Вакилем Мухарамовым, известным всему отряду. На парадном мундире этого солдата красовались несколько медалей. Он имел на своем счету задержанных нарушителей границы. В свободное время Мухарамов и Рязанов часто беседовали, сидя на берегу озера, вспоминали родные места.

— Наверное, пойду в металлургический техникум, — мечтал Вакиль вслух. — Хорошая профессия. Урал своим металлом славен на весь мир, сам знаешь.

— Знаю. Лучше расскажи, Вакиль, как ты нарушителя задержал...

— Да ничего интересного не было.

— А все-таки? Вдруг и мне придется... Опыт как-никак.

— Ну, раз опыт, расскажу. В тот вечер у нас как раз партийное собрание шло. С меня выговор снимали...

— Выговор? — удивился Рязанов, знавший своего земляка как лучшего пограничника заставы. — За что?

— Был я в Алма-Ате в командировке. И рванул там в самоволку — девушкой одной увлекся. Отсидел десять суток на «губе», а потом мне выговор объявили на партсобрании. И правильно сделали. Надеюсь, этим «опытом» ты пользоваться не станешь?

— Не стану...

— Так, значит, сидим мы в канцелярии, обсуждаем свои партийные дела. С главным вопросом закончили, а потом зачитали мое заявление с просьбой снять взыскание. В этот момент сработала сигнальная система. Заставу подняли «в ружье». Я от старшего лейтенанта Самокрутова получил приказ выдвинуться в паре с рядовым Поповым — ты Колю уже знаешь, свой брат, электросварщик из-под Калининграда — к предполагаемому месту нарушения.

Ночь была темным-темна. Мы медленно шли вдоль контрольно-следовой полосы, осматривали ее с фонарем. Прошли метров сорок и услышали хруст. Не иначе как лошадь, причем с седоком. Мы легли на землю — снизу, на фоне неба, все же виднее. В общем, углядели всадника, окликнули и задержали.

— Ну, а дальше? — нетерпеливо спросил Виталий у земляка, когда тот замолчал.

— Дальше как положено. Я приказал Попову сообщить по рации о задержании нарушителя, обыскал его и отконвоировал на заставу.

— А выговор?

— Сняли на другой день.

— Завидую. Вот бы и мне задержать!

— И на твою долю достанется...

...Вскоре этот участок границы стал особенно горя-чим. В горах на дозорных тропах наши пограничники не особенно часто встречались с китайцами. А здесь, на открытой местности, такие встречи происходили несколько раз в день.

Как-то Виталий по приказу начальника заставы пришел на квартиру его заместителя, чтобы передать распоряжение, и увидел роскошную белоснежную шкуру. Неведомый уральскому пареньку зверь как бы приник к полу, распластался, готовый к стремительному прыжку. Когда офицер и солдат вместе возвращались в канцелярию, Виталий спросил:

— Что за зверь, товарищ лейтенант?

— Какой зверь? — не понял тот.

— Шкура у вас в комнате.

— А... подарок казахского Тариэла. Читал Шоту Руставели?

— Читал, товарищ лейтенант. Но то ведь в Грузии было. Тариэл вступил в единоборство с барсом и победил его.

— Наш Тариэл тоже вступил в единоборство. И тоже победил.

— А где это было?

— Вон там, — лейтенант махнул рукой в сторону Джунгарских ворот.

— А Тариэл кто?

— Один наш офицер — майор Байсенов. Тогда служил начальником соседней заставы. У него я и выпросил шкуру.

— А сейчас он где?

— В другой отряд перевели. А что?

— Интересно бы узнать, как он боролся с барсом.

— Ну, конечно, не как Тариэл. У Каирхана Бектемировича карабин был. И стрелок Байсенов отменный. Об этой схватке он мне сам рассказывал. Могу пересказать, так как этот эпизод поучителен и с точки зрения службы. Ведь Каирхан и барс одного и того же лазутчика не поделили.

А дело было так. Однажды наряд заметил в горах подозрительные следы и немедленно доложил об этом по телефону начальнику заставы. Тот приказал инструктору службы собак взять овчарку и вместе с ней выехал на место. След вел в урочище Монтеки. К шекспировской драме о Ромео и Джульетте это название не имеет никакого отношения. Монтеки в переводе на русский язык означает «тысяча козлов». Их в тех местах водилось видимо-невидимо.

В зарослях на лошадях не проберешься. Байсенов приказал спешиться, послал сержанта с собакой вперед. Вдруг до его слуха донесся лай. Майор решил, что собака вышла на нарушителя, и поспешил к месту задержания. Вышел Байсенов на лесную прогалину и видит: огромный белоснежный барс, хозяин небесных гор, как его здесь величают, от овчарки отбивается, а сержант стоит в растерянности, боясь стрелять из автомата, чтобы не угодить в своего четвероногого друга. Каирхан вскинул карабин. Зверь отпрянул от собаки и прыгнул на него. В этот момент Байсенов нажал на спусковой крючок. Громыхнул выстрел. Барс был ранен, а это еще страшнее. Он снова ринулся на офицера. Еще выстрел. Зверь упал, но тут же опять поднялся. Пришлось разрядить почти всю обойму. Если бы карабин дал осечку, победителем наверняка вышел бы хозяин небесных гор.

Но не это главное во всей истории. Оказалось, что барс... помог пограничникам. На след нарушителя зверь вышел раньше. Пограничники помешали ему настигнутьжертву. Покончив с барсом, они оставили тушу на месте схватки, а сами двинулись дальше. И через десять минут настигли лазутчика. Далеко уйти он не успел. Но зато жив остался, хоть и понес заслуженную кару по приговору суда. Опоздай пограничники на минуту-другую — барс сам бы вынес свой приговор нарушителю границы и привел бы его в исполнение...

ОБСТАНОВКА НАКАЛЯЕТСЯ

Застава, где начинал офицерскую службу младший лейтенант Владимир Пучков, располагалась на пригорке невдалеке от большого семиреченского села, бывшей казачьей станицы. Я приехал сюда на неделю и стал соседом Пучкова по квартире. Он тогда был еще холостым и довольствовался комнатой в небольшом щитовом стандартном домике. Но здесь мы встречались редко, разве что поздним вечером, перед сном. А днем заместитель начальника заставы был то в канцелярии, то на стрельбище, то занимался многочисленными хозяйственными вопросами вместе со старшиной заставы Буциным, старым пограничным «волком», отдавшим границе всю свою жизнь. Сейчас таких ветеранов почти не встретишь. А тогда у них учились не только солдаты и сержанты, но и офицеры, даже в больших чинах. Что уж говорить о вчерашнем курсанте. Пучков чуть ли не боготворил Буцина. По-особому тепло относился к Володе и старшина. Он уважал его недавнее солдатское прошлое, ценил за любовь к пограничной службе.

О командире можно судить по его подчиненным. В тот призыв на заставу пришло особенно много парней с Урала. Из этих новобранцев Пучкову предстояло сделать настоящих воинов.

На утро были назначены стрельбы по движущейся мишени. Упражнение сложное не только для новичков, но и для опытных солдат. Тем более что дул сильный порывистый ветер. Руководили стрельбами лейтенант Пучков и старшина заставы Буцин. Оба они вначале не были довольны результатами своих подчиненных. Пока никто из солдат не укладывался в нормативы.

— Разрешите мне показать? — по-уставному обратился старшина Буцин к младшему лейтенанту. — Или сами попробуете?

— Сам! — Пучков вышел на огневой рубеж.

Вдали над бруствером мелькнула зеленая мишень. И в ту же секунду прогрохотала короткая очередь. Цель поражена. Потом Пучков стрелял с колена, стоя. Так же собранно и спокойно.

— А вы молодцом, товарищ младший лейтенант! — сказал старшина. Похвалил, словно объявил старшему по должности и званию благодарность за отличную стрельбу.

— Делать, как я! — сказал Пучков, выпуская на огневой рубеж рядового Бахтина.

Молодой уралец не подвел. После того как он отстрелялся, я спросил:

— Как тебе удалось всадить в одну мишень пять пуль?

— Я посмотрел, как младший лейтенант нажимает на

спусковой крючок. А как брать поправку на ветер, он мне на рубеже подсказал...

...В то время вчерашний стекловар Михаил Дулепов постигал азы пограничной службы на другой заставе. Ходил в наряды, участвовал в поисках нарушителей, но самому пока задерживать их не доводилось. Сокрушался Миша, что так и весь срок можно отслужить и никого не задержать. А служить оставалось не много.

Бывал я на этой заставе не раз. Там, севернее Джунгарских ворот, проходил старинный тракт в Китай. Когда-то он был очень оживленным. Именно по нему шли непрерывным потоком автомашины с грузами для КНР, а обратно возвращались, как правило, пустыми. Наша помощь некогда братской стране чаще всего была безвозмездной. Пограничники, провожая и встречая машины на контрольно-пропускном пункте, видели, что в Китай тяжелые грузовики шли с различным оборудованием, другими ценными грузами, а обратно везли воздух. Но потом поток машин стал слабеть, превратился в ручеек. Зато все тревожнее становилась обстановка. Китайских пограничников словно подменили. Впрочем, их действительно заменили. Наши пограничники уже не видели среди китайцев по ту сторону границы знакомых по прежним встречам лиц. Тракт опустел. Опустело и уютное здание таможни, где пылились в сервантах дорогие обеденные и чайные сервизы, предназначенные для приемов гостей из-за рубежа. Ее начальнику делать было абсолютно нечего, и он сетовал:

— Хунвэйбины оставили меня без работы. Написал начальству заявление, чтобы перевели на другую границу. Стыдно зарплату ни за что получать!

Но однажды «гости» все же пожаловали. Несколько тяжелых военных грузовиков, набитых вооруженными китайскими солдатами, на полной скорости пересекли границу у бывшего КПП, сбив шлагбаум. Часовой едва успел отскочить в сторону и бросился к телефону, чтобы сообщить на заставу о вторжении. Но там сами увидели с вышки все, что произошло. Пограничники взялись за руки и встали поперек тракта. Машины не сбавляли скорости. От цепи их отделяло пятьсот метров... триста... сто... Автомобили развернулись перед самой цепью пограничников и умчались за кордон.

Провокации на границе начались в шестьдесят первом и продолжались все последующие годы. Одна сменялась другой, более наглой. Два населенных пункта — советский и китайский — стояли друг против друга, разделяемые лишь узким ручейком. И вот однажды пограничники услышали громкий голос, раздававшийся из мощного динамика, укрепленного на самом ближнем к нашей границе столбе. На русском языке, но с сильным китайским акцентом, голос изрыгал брань в адрес «советских ревизионистов». Помнится, начальник заставы майор Петр Перепелица приказал тогда радисту установить два мощных динамика и транслировать советские песни. На следующий день маоисты доставили к границе еще несколько репродукторов. Последовал протест наших пограничников, а Советское правительство заявило: «Руководители Компартии Китая свои разногласия переносят на решение пограничных вопросов. Только в 1962 году было зарегистрировано более 5000 нарушений советской границы с китайской стороны. Предпринимаются даже попытки «осваивать» отдельные участки советской территории явочным порядком, идя при этом на наглые провокации и авантюры... »

К началу весны шестьдесят девятого года обстановка на границе еще более обострилась. Мартовским вечером пограничники двух соседних застав собрались на диспут «С чего начинается Родина?». В нем участвовали лейтенант Евгений Говор, старшина заставы сержант Виктор Овчинников, сержанты Николай Исачков, Михаил Дуле-пов, младший сержант Виктор Сысоев, рядовые Виталий Рязанов, Юрий Свешников, Валентин Боцаев, Виктор Малахов и другие. В самый разгар диспута дежурный сообщил, что Говора срочно требует к телефону подполковник Никитенко.

Минут через десять лейтенант вернулся:

— Товарищи! На Дальнем Востоке в районе острова Даманский маоисты совершили кровавую провокацию. Они нарушили нашу границу и убили нескольких пограничников. Но получили достойный отпор. Через несколько минут об этом по радио будет передано сообщение ТАСС...

Теперь было уже не до диспута. Все столпились у радиоприемника. За ручки настройки сел Виталий Рязанов. Скоро послышался знакомый голос московского диктора: «Провокация китайских властей на советско-китайской границе. 2 марта в 4 часа 10 минут московского времени китайские власти организовали в районе пограничного пункта Нижне-Михайловка (остров Даманский) на реке Уссури вооруженную провокацию. Вооруженный китайский отряд перешел советскую государственную границу и направился к острову Даманский. По советским пограничникам, охранявшим этот район, с китайской стороны был внезапно открыт огонь. Имеются убитые и раненые. Решительными действиями советских пограничников нарушители границы были отогнаны с советской территории.

2 марта Советское правительство направило правительству КНР ноту, в которой выразило решительный протест по поводу провокационных действий китайских властей на советско-китайской границе. В ноте, в частности, указывается, что провокационные действия китайских властей на советско-китайской границе будут встречать с нашей стороны отпор и решительно пресекаться».

А потом пограничники услышали текст ноты Советского правительства правительству КНР. Они узнали, что в нападении на советских пограничников, охранявших остров Даманский, участвовало свыше двухсот китайских солдат, чю огонь из пулеметов и автоматов они открыли внезапно и были поддержаны из засады огнем с китайского берега Уссури. Из ноты явствовало, что это наглое вторжение в пределы советской территории было организованной провокацией китайских властей и преследовалоцель обострения обстановки на советско-китайской границе.

— Теперь и на нашем участке может случиться всякое, — сказал Евгений Говор. — Надо быть готовыми ко всему.

На заставе прошел митинг, явившийся прямым продолжением прерванного диспута.

— Мой отец был снайпером на фронте и дрался с фашистами, как положено: не отступая ни на шаг, — говорил на нем Виталий Рязанов. — Наши сверстники тоже не отступили. По радио до нас докатилось только эхо Даманского. Но перед нами — те же самые маоисты, что и на Уссури. Нас с ними даже река не разделяет. Я не знаю фамилий тех, кто погиб, защищая нашу землю на Дальнем Востоке. Но клянусь, если вынудят провокаторы, драться здесь так, как они на Даманском. Маоисты не прошли на Уссури. Не пройдут они и у Жаланашколя...

В Восточном пограничном округе сделали выводы из случившегося на дальневосточной границе. Охрану участка усилили. Начальник штаба отряда подполковник Петр Никитенко готовил подразделения к возможному бою. В отряде сформировали маневренную группу, оснащенную боевыми машинами. Ее начальником назначили майора Ипата Бутылкина, одного из немногих фронтовиков, продолжавших в то время службу. Его заместителем стал младший лейтенант Владимир Пучков.

Особенно обострилась обстановка летом шестьдесят девятого. Десятого июня в восемнадцать часов китайский гражданин с отарой овец пересек советскую границу у Тасты — небольшой речки, текущей из Китая в озеро Алаколь, — и углубился на территорию СССР на четыреста метров. Вслед за ним двигалась группа китайских военнослужащих. В ответ на требование советских пограничников к нарушителям границы покинуть советскую территорию китайцы внезапно открыли по наряду огонь из автоматов. И лишь после адекватного ответа покинули нашу территорию.

Другой наряд, находившийся на линии границы, сообщил капитану Звонареву, что в районе Тасты границу перешел китайский чабан с отарой овец и стал читать цитатник Мао. Звонарев понял, что это не простой «пере-пае», а что-то похуже. Чабан не собирался покидать нашу территорию.

— Отгоните его отару за погранзнак! — приказал капитан наряду. — А этого оратора придется задержать.

Но среди овец замаскировалось двенадцать китайских солдат во главе с офицером. Они с воплями кинулись на советских пограничников, угрожая им автоматами, штыками. Их офицер достал из кобуры пистолет и демонстративно снял его с предохранителя. Границу пересеют группа китайских всадников и стала заходить во фланг нашему наряду.

«Это похуже, чем на тракте с машинами!» — подумал Звонарев и достал ракетницу, чтобы дать сигнал на заставу.

Помощь прибыла незамедлительно. Китайцы отошли от группы Звонарева, заняли высотку неподалеку и изготовились к стрельбе. Загрохотали пулеметные и автоматные очереди. Впервые вели огонь по самому настоящему, а не условному, как на учениях, противнику сержанты Манинец и Красиков, рядовые Кусков. Кучков и Шугаев. Маоисты стали подтягивать резервы. Но наши меткими очередями отсекли их от высоты и заставили прижаться к земле, а затем и убраться на свою территорию.

Обстановка на границе в районе Джунгарских ворот еще больше накалилась. Командование понимало, что Тасты — это разведка боем перед другими, более крупными провокациями.

"ЗАСТАВА, К БОЮ!"

В один из августовских дней наши наблюдатели заметили, что на китайский пост «Теректы» большими группами прибывают хорошо вооруженные солдаты. Сначала командование предположило, что на сопредельной стороне идет смена частей. Но уже примелькавшиеся китайские офицеры и солдаты никуда не собирались отбывать. Зато прибывшие по очереди поднимались на пограничную вышку и часами наблюдали за нашей стороной.

О подозрительной возне китайцев подполковник Никитенко доложил начальству. На связь вышел начальник войск округа генерал-лейтенант Матвей Кузьмич Меркулов.

— Что, земляк, соседи беспокоят? — спросил он.

— Пока тихо, товарищ генерал-лейтенант, но наверняка что-то замышляют. С вышки не слезают. Все время там помимо часового еще несколько человек торчат.

— Что предприняли?

— Послал туда часть мангруппы на бронетранспортерах, резерв. Жду, когда вернется с правого фланга начальник отряда, и с его разрешения сам отправлюсь на место.

— Правильно действуете! Но никакой паники. Распорядка дня не ломайте. Возможно, они просто на нервы нам действуют...

Во второй половине дня двенадцатого августа в наряде в районе высот Каменная и Правая и сорокового по-гранзнака нес службу Валерий Колпаков с заставы «Жаланашколь». Он обнаружил, что китайцы тянут линию связи к границе в направлении Каменной. Понаблюдав несколько минут в бинокль за их действиями, пограничник сообщил об этом на заставу. С этой минуты внимание множества людей было обращено на точку в десяти километрах от поселка Жаланашколь. Генералы, офицеры находили эту точку на картах. Парни с двух застав видели ее перед собой. Солнце покидало пустынную, полинявшую под палящим южным солнцем землю, склоняясь к закату за озером, когда: в управлении Уч-Аральского пограничного отряда на пост оперативного дежурного заступил офицер Чудинов;

заместитель начальника заставы старший лейтенант Ольшевский начал со свободными от службы пограничниками очередное политзанятие по теме «Территориальные претензии Пекина к соседним странам»;

младший лейтенант Пучков проверял состояние и боеготовность бронетранспортеров своей группы;

подполковник Никитенко, выступив на сборах начальников застав по анализу оперативной обстановки на участке отряда, предупредил их о возможной вооруженной провокации и выехал на заставу «Жаланашколь»;

офицер штаба отряда капитан Теребенков после боевого расчета на заставе 'Жаланашколь» выехал на границу;

рядовой Рязанов заступил на дежурство у аппаратуры связи;

сержант Овчинников, вернувшись с границы, сел за письмо брагу Юрию, еще раз настойчиво предлагая ему добиваться на призывном участке направления в погранвойска, и непременно в Уч-Аральский отряд.

Чем в этот закатный час занимались китайцы, я не знаю. Все попытки вечером и днем двенадцатого августа вызвать на переговоры представителя их пограничных властей по поводу подозрительного накапливания войск непосредственно у советской границы закончились ничем. Китайцы игнорировали все предложения о встрече.

Наступала августовская ночь. Темная и душная. Дозорная тропа на этом участке проходила у восточного подножья высот Каменная и Правая. Туда вышли усиленные наряды двух соседних застав. Теперь они охраняли границу по согласованному плану, обратив особое внимание на участок против китайского поста «Теректы». В три часа ночи старший лейтенант Ольшевский отдал приказ сержанту Дулепову и рядовому Егорцеву:

— Приказываю выступить на охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик. Задача — нести службу дозора в районе от тридцать седьмого погранзнака до сопки Правая, наблюдая за действиями на сопредельной стороне. Обстановка на участке вам известна. В случае обнаружения нарушения границы принять меры к задержанию и немедленно докладывать на заставу...

... Наряд во главе с Дулеповым двигался вдоль контрольно-следовой полосы. Шли пограничники медленно, напрягая зрение и слух. Вдруг на вершине Каменной что-то шевельнулось. Поначалу Дулепов решил, что ему показалось. Вгляделся. Нет, не померещилось: темное пятно шевелилось! Михаил быстро направился к тому месту, где нес службу наблюдения его друг сержант Бабичев. По пути он то и дело оглядывался на высоту. Тень перемещалась!

— Докладывай на заставу: на Каменной люди! — переводя дух, сказал Дулепов.

Считанные секунды потребовались пограничникам заставы, чтобы одеться, взять из пирамид автоматы и ручные пулеметы, связки гранат. Загудели движки бронетранспортеров.

— Первыми огня не открывать! — приказал подполковник Никитенко. — Вначале мы должны предложить нарушителям покинуть нашу территорию.

И — Говору:

— Лейтенант, где ваш мегафон? — Начинайте дипломатический разговор. А автоматы пусть лучше молчат и на нашей, и на их стороне.

Лейтенант, поднявшись в полный рост на высотке, заговорил:

— Вы нарушили государственную границу нашей страны. Требуем немедленно покинуть нашу территорию!

Два с лишним часа Евгении по мегафону вел «дипломатический разговор», даже охрип. Российско-китайский разговорник ему уже не требовался. Фразы о том, что китайцы нарушили границу и им следует немедленно покинуть советскую территорию, он знал наизусть. Но увещевания на нарушителей не действовали. И тогда Никитенко приказал Пучкову:

— Выводи две машины, обозначь, что мы шутить не намерены. Но огонь пока не открывай. Посмотрим, может, все же одумаются, уйдут восвояси.

Бронетранспортеры вышли из-за укрытий и двинулись к Каменной. В левом находился младший лейтенант Пучков. В правом — младший сержант Александр Мур-зин. Пока его «броник» двигался к высоте, Пучков заметил, что от сорокового погранзнака туда короткими перебежками направляется еще одна группа китайцев.

— Давай влево! — приказал водителю. — Отрежем эту группу, не дадим соединиться.

Китайцы отошли за линию границы. Тем временем Никитенко ставил задачу офицерам:

— Если «гости» не покинут высоты, будем под прикрытием бронетранспортеров вышибать их оттуда. Каменную атакует группа во главе с капитаном Теребенко-вым и старшим лейтенантом Ольшевским. Лейтенант Говор возьмет на себя высоту Правую. Сигнал к атаке — красная ракета.

Пограничники лежали на исходных позициях, готовые вступить в бой. Они знали, что произошло на Даман-ском, но все же надеялись, что на этот раз все обойдется.

Не обошлось...

Первые выстрелы хлестнули по бронетранспортеру Пучкова. В ответ застучал тяжелый пулемет БТРа. На какое-то время над высотами и лощинами вновь воцарилась тишина. Младший лейтенант увидел, как китайцы подхватили своего раненого или убитого и потащили в тыл. Едва они скрылись в темноте, как с высот опять открыли шквальный огонь по нашим пограничникам.

Начинался настоящий бой.

Никитенко взял у солдата ракетницу, спросил:

— Красная?

— Так точно, товарищ подполковник!

Негромко хлопнул выстрел, и ракета, разгораясь, взлетела над высотами.

Поднялись из-за укрытий Михаил Дулепов и Виталий Рязанов, Виктор Воробьев и Виктор Сысоев, Николай Исачков и Виктор Овчинников, Михаил Бабичев и Григорий Ужегов, Михаил Рычагов и Александр Блохин, Николай Фаустов и Леонид Мышкин, Юрий Свешников и Валентин Колтаков, Валерий Шеховцев и Анатолий Нисов, Анатолий Панкратов и Юрий Щербинин, Валерий Матышев и Геннадий Бродовский, Анатолий Рожков и Виктор Малахов, Владимир Труфанов и Александр Храмов, их товарищи по заставам и резерву. Я не случайно назвал много имен. Одни их них были известны всей стране после описываемых событий, но сейчас забылись. Однако большинство вовсе не упоминалось в печати.

Но вернемся на поле боя.

Бронетранспортер Пучкова зашел в тыл маоистам, нанеся им немалый урон. Виктор Пищулев отлично водил БТР, маневрируя, чтобы не подставлять бортов под вражеский огонь. Наводчик Михаил Постолов вел огонь из пулемета. Пригодились многочисленные тренировки и стрельбы, проведенные еще в начале лета. Умело действовал и экипаж младшего сержанта Мурзина. С его помощью пограничники прорвались сквозь плотный огонь маоистов, спешились у них в тылу и пошли в атаку. Бойцы Теребенкова оказались между двух огней. По ним били с высоты и со стороны китайской границы. Пришлось залечь. Капитан решил беречь людей, выждать время для решающего удара. Его люди, находясь в тылу Каменной, отвлекли на себя значительные силы противника, способствуя тем самым успеху атакующей группы Ольшевского. Вдруг Теребенков покачнулся и упал на камни. К нему бросился рядовой Малахов. А рядовой Дедунов в это время прикрывал огнем офицера и перевязывавшего его солдата. Он отсек группу маоистов, пытавшихся захватить раненого. Метко стреляли и сержант Исачков с рядовым Труфановым.

Раненый капитан, получив первую помощь, с перевязанной головой продолжил бой. Его люди были уже на полпути к вершине высоты, когда китайская пуля снова настигла его. Но и второе ранение Теребенкова не остановило. Пограничники поднимались все выше по крутому склону. Ранило Владимира Труфанова, но и он по примеру офицера остался в цепи атакующих. Получил ранение пулеметчик Валерий Шеховцев и продолжал стрелять. Кольцо окружения сжималось. По восточному склону Каменной шли в атаку во главе с Ольшевским Дулепов, Рязанов, Овчинников и их товарищи. Пуля ударила в шею Виталия Рязанова. Он инстинктивно дотронулся до шеи, и пальцы сразу же окрасились кровью.

— Давай перевяжу! — сказал бежавший рядом ефрейтор Леонид Мышкин.

— Не надо, сам...

Но перевязываться не стал, а пошел вперед, вырвался метров на пятьдесят-шестьдесят. Вторая пуля впилась в тело. Слабеющей рукой он метнул последнюю гранату. И упал, сраженный третьей пулей, головой вперед, туда, куда устремились боевые друзья. Ранили и сержанта Дулепова, штурмовавшего высоту неподалеку от Рязанова. Он тоже не вышел из боя, решив, что первую помощь окажет себе сам уже на высоте. Михаил был уже почти на вершине, когда сразу несколько провокаторов обрушили на него прицельный огонь почти в упор. Своей смертью пограничник заслонил друзей от огня, и они наконец оседлали высоту.

РЫЦАРИ В ЗЕЛЕНЫХ ФУРАЖКАХ

Высота Правая поменьше Каменной. Но и на ней прочно укрепились маоисты. Взять ее штурмом поручили заместителю начальника погранзаставы «Жаланашколь» лейтенанту Говору. Группа была немногочисленной: сам офицер, сержант Михаил Бабичев, рядовые Николай Сачков, Александр Михачев, Александр Храмов, Геннадий Бродовский и Валерий Балдин.

Евгений повел своих солдат на штурм. Местность перед высотой открытая. На первый взгляд кажется, что атаковать Правую в лоб — безрассудство, ни один человек из группы не дойдет даже до ее подножья. Но Бабичев, Сачков, Михачев и другие пограничники, по году-полтора служившие здесь, сотни раз поднимались на Каменную. С нее прекрасно просматривалась и сопредельная сторона, и наше пограничье до озера Жаланашколь, которое отсюда казалось голубым блюдцем. Они знали каждую складку местности, каждый валун на пути к вершине, за которым можно было укрыться, и потому сумели короткими перебежками преодолеть лощину и без потерь подобраться к подножью Правой. Здесь лейтенант приказал залечь, чтобы собраться с силами для крутого подъема. Китайцы вели интенсивный обстрел из пулеметов, автоматов и карабинов. Их было в несколько раз больше, чем атакующих. Когда наши приблизились к противнику на расстояние броска, в них полетели гранаты. Солдаты и сержанты падали за камни, пережидали взрывы, а потом бежали дальше. В цепи атакующих появились раненые, но никто из них не покинул поля боя. Скоро наши были на вершине. Здесь они захватили в плен двух раненых провокаторов, стали преследовать тех, кто, не желая сдаваться, пытался спастись бегством на свою сторону...

— Хорошо дрались все, — рассказывал потом сержант Михаил Бабичев. — Но храбрее всех наш лейтенант. Он настоящий герой!

Обе высоты, господствующие над местностью, были взяты штурмом и очищены от противника. Но маоисты не сразу смирились с их потерей. Они непрерывно атаковали почти до полудня — только тогда в районе Джунгарских ворот смолкли последние выстрелы. К тому времени к защитникам Каменной и Правой подошло подкрепление. На освобожденных высотах стало веселее.

— У нас как на Хасане! — говорил начальник боевой подготовки отряда майор Лие. — Там были сопки Безымянная и Заозерная. У нас — Каменная и Правая. Вот только не знаю, какое озеро больше — Хасан или наш Жаланашколь. Надо будет в справочниках покопаться.

...Как-то после войны я был в командировке на заставе «Судак» под Феодосией. Всезнающий шофер, везший меня туда, рассказывал, что известный фильм о Рыцаре печального образа снимали неподалеку от Феодосии, так как здешняя природа — выгоревшая всхолмленная равнина — очень напоминает испанскую. У озера Жаланашколь действовали рыцари другого рода — простые советские парни в зеленых фуражках.

На «той стороне» знали, кого посылать на Жаланашколь. Не один месяц участников провокации дрессировали где-то в тылу. Были среди них и воевавшие на острове Даманский. Их можно было отличить по специальным значками. Потом я видел эти значки среди наших трофеев...

КОМАНДИР МАШИНЫ БОЕВОЙ

Этот рассказ я записал вскоре после боя, сразу же после партийного собрания, на котором младшего лейтенанта Пучкова принимали в кандидаты партии. Тогда он еще не забыл самых маленьких деталей схватки:

— Факелом вспыхнул китайский гранатометчик, но по нашему бронетранспортеру тоже стреляли. Я приказал водителю маневрировать, а сам из пулемета уничтожил с двухсот метров сначала один гранатометный расчет, затем второй. Позднее с третьим расправился наводчик Постолов. Потом мы увидели, что наши поднимаются в атаку. Получили по рации приказ подполковника Никитенко поддерживать огнем атакующих. Я вел свой БТР вдоль высоты, огнем прижимая маоистов к земле. Но они стреляли по машине, здорово стреляли! Прямо-таки шквал огня на нас обрушился. Причем били бронебойными. Пробили броню в нескольких местах, скаты повредили. Вдруг я почувствовал удар в ногу. Сначала не понял, что случилось. Что-то потекло по ноге в сапог. Машина остановилась. Я спросил Пищулева:

— Зачем встал? Подбить могут. Вперед!

— Я, товарищ лейтенант, кажется, ранен!

— Водить можешь?

— Попробую.

— Тогда вперед!

О своем ранении я ничего пока не говорил. Обошли Каменную с фланга, ведя огонь. Слышу приказ подполковника:

 — Пучков, возвращайся ко мне, возьмешь десант, забросишь в тыл к китайцам.

Вернулся, посадил через люк левого борта отделение сержанта Бабичева — и снова вперед. Высадил своих. Стал прикрывать их огнем из пулемета. Даже про ранение забыл. Но вскоре почувствовал, что в сапоге уже хлюпает кровь. Надо перевязаться. Достал индивидуальный пакет, поверх брюк накрутил кое-как бинт. Кровь идти перестала. Сел за пулемет сам, приказав наводчику перевязать водителя. Мы в то время находились в ложбинке, и нас огонь китайцев не доставал. Потом выяснилось, что меня и Пищулева одной пулей ранило. Значит, побратимами стали.

Слышу по рации.

— Убит Дулепов. Пучков, вывези убитого.

— Есть! — отвечаю. И даю команду обогнуть высоту. Вижу — солдаты под огнем несут убитого товарища. Остановился, открыл люк, быстро втащил Мишу. Он весь в крови.

Так, с телом сержанта на борту, и продолжал бой. Надо же было поддержать пехоту, атаковавшую Каменную. Высота была окружена, но китайцы упрямо отстреливались, надеясь на помощь. А мы им подкрепление не подпустили. Тут и третий наш бронетранспортер, тот, что Никитенко пока в резерве держал, вступил в бой. Мы били по китайским резервам, которые их командование пыталось подтянуть. Не дали даже приблизиться к сопке. Не знаю, сколько мы этих хунвэйбинов положили. Некогда было считать. А тут еще пулемет заело. Быстро устранил неисправность и снова открыл огонь. Вижу: патроны кончаются. Передал по рации на КП. А оттуда ответ:

— Возьмите у подносчика. Он понес ящик к высоте. Увидели ползущего подносчика — радиста с заставы,

подъехали к нему, взяли пару цинков и опять в бой. Ребята короткими перебежками шли вперед. Ложились и снова поднимались в атаку. Но уже не все. Мне не было видно, кто ранен или убит. Увидел только, как упал Ольшевский. Подумал, что погиб. Но, к счастью, лишь ранен. К нему на помощь сразу бросились солдаты, а я их огоньком прикрыл. И продолжал маневрировать по полю боя.

Тут мое внимание какой-то предмет привлек. Лежал он рядом с убитым китайцем. Коробка какая-то с толстым стволом. Хотел подъехать и забрать. Но в это время очередь в скаты угодила. Хочешь не хочешь, а из боя на малой скорости выходить надо. Да и Никитенко приказал по рации.

Доковылял наш БТР до КП подполковника. Я с помощью солдат вылез из машины, по всей форме доложил Петру Иосифовичу о том, что приказ его выполнил.

— Почему не докладывал о ранении? — строго спросил подполковник.

— Не успел, — отвечаю. — Огонь вел, пехоту по вашему приказу поддерживал.

— Молодец! Ты свое сделал. Марш на перевязочный пункт.

Тут увидел я в капонире еще один БТР. По номеру на борту узнал, что не наш он, а из соседнего отряда. Значит, и левый сосед резерв задействовал.

Говорю тогда Никитенко:

— Бой еще не кончен, товарищ подполковник. Разрешите мне на машину соседей сесть и в бой ее повести. Ведь я теперь обстреленный и дорожку в тыл китайцам хорошо знаю. Дважды был по ту сторону Каменной.

Уговорил-таки подполковника. Тут сообщили, что китайский резерв направляется со стороны тридцать девятого погранзнака. Дал команду водителю туда править. Увидел человек тридцать. И они нас заметили. Тут уж медлить нельзя! Нажал на гашетку пулемета. Уложил нескольких. Остальные убрались за кордон, поняли, что с бронетранспортером шутковать опасно. Скоро снова оказался на том самом месте, откуда видел странный предмет о коротким, но толстым стволом. Показал наводчику, спросил:

— Сможешь принести эту штуковину?

— Смогу, товарищ младший лейтенант! — ответил. А сам к люку — и наружу. Прикрывал я его надежно огоньком. Через пару минут он возвратился. В одной руке нес санитарную сумку, в другой тот самый предмет, оказавшийся китайской кинокамерой. Почти вся пленка отснята. Это уже потом мы на КП определили. А то, что мне показалось стволом, было телеобъективом. Мы видели, что наши уже на обеих высотах — и на Каменной, и на Правой. А к нам подкрепление прибыло во главе с майором Лие. Он тогда боевой подготовкой в штабе отряда ведал. Мне Никитенко приказал немедленно возвращаться. Приказ, сами понимаете, не обсуждается, а беспрекословно выполняется. Тем более в бою. Приехал, а вылезти из машины уже сил нет. Сел у БТРа, попросил пить. Сразу почувствовал страшнейшую жажду. В бою ее не замечал. Подали мне флягу. Я ее в несколько глотков осушил. Перевязал меня фельдшер уже по-настоящему. Подполковник приказал немедленно отправляться на машине на заставу. До нее добрались без происшествий. Там вертолет уже ждал. Пришлось вместе с пленным китайцем в отряд лететь. Раненый он был. Молодой еще, совсем мальчишка, а злой, как дьявол. Хотел я его спросить, за каким чертом на нашу землю приперся. Но языка не знал.

Вот и все. Ничего особенного я не совершил. Действовал, как положено по уставу. Другой на моем месте точно так же делал бы, а то и еще лучше. Вот ребятам, которые в пешем строю на китайские пулеметы шли, было куда труднее. А меня все-таки броня прикрывала.

Ранение пустяковым оказалось. На четвертый день выписали из отрядной санчасти, даже в окружной госпиталь не повезли.

В историческом формуляре Уч-Аральского пограничного отряда о младшем лейтенанте Пучкове сказано коротко, но четко: «Умело руководил действиями экипажа бронетранспортера № 217, на котором китайцы сосредоточили шквал огня. Совершая отважные маневры, БТРзашел во фланг, а затем в тыл маоистам, отрезал им путь отхода. Офицер Пучков лично огнем из пулемета прижал к земле маоистов и нанес сокрушительный удар по врагу, чем обеспечил успешный исход боя. Несмотря на ранение, офицер продолжал вести бой, вывозил раненых пограничников и трофеи. А когда БТР № 217 был выведен китайцами из строя, младший лейтенант Пучков перешел в другую машину и продолжал бой».

За мужество, проявленное в бою с провокаторами в районе озера Жаланашколь, младший лейтенант Владимир Пучков Указом Президиума Верховного Совета СССР был награжден высшей наградой Родины — орденом Ленина.

РАССКАЗЫВАЕТ ПЕТР НИКИТЕНКО

С подполковником Никитенко сразу после боя побеседовать не удалось. Встретились мы с ним позже. К тому времени Петр Иосифович стал начальником Уч-Аральского пограничного отряда.

— Ожидали ли мы провокации? Да, ожидали, — вспоминал он. — Ибо после событий на Даманском и у реки Тасты не было ни одного спокойного дня. Переходы нашей границы участились. Но на каком именно участке замышляется вооруженное вторжение, мы знать, разумеется, не могли. Это стало ясно в начале августа. А двенадцатого уже были уверены, что объектом провокации станет район, примыкающий к озеру Жаланашколь.

Получив сигнал о готовящемся переходе, я по приказу начальника отряда на рассвете тринадцатого августа отправился на вертолете на Жаланашколь. Летел на борту машины, которой командовал лейтенант Владимир Клюс, молодой летчик, только что из училища. Штурманом у него был лейтенант Николай Дворник, а борттехником старший лейтенант Владимир Галицкий. Позже они не раз появлялись над полем боя, доставляли резервы, боеприпасы, эвакуировали раненых. Вертолетчики совершали и разведывательные полеты, засекая подход китайских резервов из глубины и по радио информируя об этом.

Я намеренно веду речь о малоизвестных деталях и о людях, вроде бы прямого отношения к бою не имевших. Но ведь это не так. Возьмем наших связистов. На моем КП их было немного — лейтенант Бабич, рядовые Багин и Чижков, водитель спецмашины рядовой Францев. Они обеспечили надежную связь командного пункта с атакующими, с заставами и командованием отряда. Проводная связь неоднократно рвалась в ходе боя. Обрывы приходилось устранять под сильным огнем. Связисты показали себя с самой хорошей стороны. Всех их мы представили к наградам.

А возьмите наших заставских водителей автомашин! Орденом Славы был награжден рядовой Валерий Матышев. Я видел, как он одной рукой держался за баранку своего «газика», а другой стрелял по маоистам из автомата, когда ехал за ранеными к Каменной и Правой. Патроны у него кончились, так он собрал на поле боя снаряженные магазины убитых китайцев и пустил их в ход. Ведь у китайцев были такие же автоматы, как и у нас.

Рядовой Владимир Труфанов — тоже водитель заставы — награжден орденом Красного Знамени. Когда застава была поднята по тревог, он быстро доставил пограничников к месту боя, а потом попросил у меня разрешения пойти в атаку на высоту вместе со своими друзьями. Был тяжело ранен, но до этого уложил немало провокаторов. Все мои приказания выполнялись точно, умело, я бы даже сказал, творчески. Правда, когда ранили Владимира Ольшевского, я приказал ему немедленно выходить из боя. Вот тут-то он мне не сразу подчинился, продолжая руководить своей группой. За такую «провинность» я наказывать его не стал, хотя после выписки из санчасти сделал строгое внушение. Особо мне хотелось бы отметить старшину Виктора Овчинникова. Геройски вел себя в бою, был ранен в кисти обеих рук, но продолжал идти в строю атакующих.

В огневое соприкосновение с противником мы вступили в 7.30 местного времени. Тогда нас было всего-навсего 48 человек. На каждого приходилось по четыре-пять китайцев. Причем они находились в укрытиях, а наши шли по открытой местности. В разгар боя майор Лие привел резервы. Прислал подмогу и сам прибыл на место боя начальник соседнего отряда Анатолий Пашенцев. Его подчиненные участвовали в штурме Каменной. Одного из них — сержанта Ужегова — наградили орденом Славы.

Часть мангруппы, в составе которой были минометчики, находилась в отряде. Как только начальник отряда получил наше донесение о том, что китайцы перешли границу и укрепляются на высотах, он приказал начальнику мангруппы майору Бутылкину немедленно выдвигаться в район Жаланашколя. Марш-бросок бойцы совершили за пять часов и в десять утра уже были в районе боевых действий. К тому времени высоты мы уже заняли, закрепились на них. Но провокаторы предпринимали контратаки, которые успешно отбивали пограничники.

А ночью маоисты вновь нарушили границу. Мы обнаружили их приборами ночного видения, взяли на прицел. Но огня пока не открывали. Китайцы ползали среди убитых, что-то разыскивая. Я догадался, что они ищут кинокамеры и фотоаппараты. Эти трофеи давно уже были даже не в отряде, а в управлении округа в Алма-Ате, где их уже успели показать корреспондентам центральных газет и руководству республики. Не нашли китайцы того, что искали. И тогда стали уносить своих убитых за линию границы. Мы не препятствовали этому: не особенно хотелось самим такую работу выполнять.

"СПАСИБО, СЕСТРИЧКА"

Не так уж много женщин было на заставе и в соседнем с ней поселке. В маленьком домике метеорологической станции жили и изо дня в день вели наблюдения за направлением ветра, температурой и осадками хранительницы здешней погоды Валентина Горина и Надежда Метелкина. С ними соседствовали продавец маленького магазинчика Мария Андреевна Романцева и жена дорожного мастера Лидия Кадричева. Квартировала в этом крохотном поселке и студентка Минского медицинского института Людмила Говор — жена заместителя начальника заставы.

Накануне трагических событий женская часть населения Жаланашколя занималась своими обычными делами, не подозревая о том, что произойдет в самые ближайшие часы. Девушки на метеостанции готовились к небольшому торжеству. К дню рождения Нади Метелкиной Мария Романцева принесла из своего «универсама» самое вкусное из того, что там было. Ждали в гости Евгения Говора с женой, пограничников с заставы. До торжества имениннице нужно было снять показания приборов, подготовить и отправить радиограмму о температуре, давлении, влажности воздуха, направлении ветра и других данных в районе Джунгарских ворот. Она обратила внимание на необычное оживление на заставе, проводила глазами шедший на посадку вертолет, но не придала этому особенного значения. Девушка вернулась в свой домик, быстро составила и зашифровала немудреным кодом радиограмму, включила передатчик, настроилась на нужную волну, назвала свои позывные. Закончив передачу, она разбудила подругу:

— Вставай, подымайся, рабочий народ! День-то, Валя, будет жаркий. Искупаться бы с утра. Вода в Жаланашколе — как парное молоко. Пойдем! Я сводку уже «отбила». Заодно на заставу заскочим. К ним кто-то на вертолете припожаловал. Не иначе начальство.

По дороге на озеро девушки зашли на заставу. Она была необычно пуста.

— А где все ребята? — спросила Надя у дежурного.

— На границе! — дежурный был непривычно сух и официален.

В семь утра солнце забралось уже высоко и пекло, словно в полдень. Прохлада Жаланашколя приятно освежила девичьи тела. На берегу девушки встретили жену лейтенанта Говора.

— Люда, а где Евгений?

— На границе. Там что-то неспокойно. Вот и подполковник Никитенко из отряда прилетел и тоже туда умчался. Опять, наверное, китайцев выдворяют. Обнаглели совсем! Никакого покоя от них не стало.

В поселок возвращались втроем. Встретили Лидию Кадричеву, гулявшую с маленьким ребенком. Постояли, поговорили, пока просохли на солнце мокрые от озерной воды волосы. Линия границы проходила в десяти километрах западнее поселка. Расстояние заглушило звуки первых выстрелов в районе сопки Каменной. Но все-таки тревога закралась в сердца женщин, особенно Людмилы Говор. Муж, ночью уезжавший на границу, предупредил, что китайцы затеяли на границе какую-то подозрительную возню.

Из-за поворота показался пограничный «газик». Женщины заметили, что из остановившейся машины вытаскивают носилки. Не сговариваясь, они бросились к заставе.

— Китайцы начали стрельбу, — сообщил им водитель. — Захватили две сопки и шпарят оттуда из автоматов и пулеметов. Наши дерутся с ними, а мне приказано раненых вывозить. Отсюда их на вертолетах в санчасть отправят.

Людмила посмотрела на девушек и спросила:

— Крови не боитесь? Тогда начнем перевязки. Дежурный, всю аптечку немедленно сюда!

Мария Романцева собиралась было отпирать свой магазин, но увидела у заставы женщин и тут же присоединилась к ним.

Обратно на поле боя водитель умчался на предельной скорости. А когда вернулся, отозвал в сторону Людмилу:

— Мишу Дулепова — насмерть... Следующим рейсом тело привезу. Его Пучков на своем бронетранспортере вывез.

Часть раненых с поля боя отправили в соседний отряд, где их перевязывала двадцатилетняя жена начальника заставы Бориса Анисимова Ира. Она наложила повязки на раны Николая Исачкова, Владимира Труфанова, Владимира Свешникова, Владимира Кирпичева... Почти все пограничники получили по два, три ранения. Но уже через несколько месяцев почти все вновь стали в строи. Во многом благодаря своевременной первой помощи, оказанной им добровольными сестрами милосердия. Низкий поклон вам, сестрички!

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Не знаю, ходит ли сегодня кто-то из пограничников в дозор с автоматом номер 4444 в руках. На прикладе этого «Калашникова» бронзовая пластинка, извещающая о том, что это оружие героически погибшего рядового Виталия Рязанова. Скорее всего, старенький АК уже находится «на отдыхе» в комнате боевой славы или в музее. Ведь лет-то прошло немало. За эти годы пограничники не раз получали новое оружие и технику. Но одно осталось прежним: законы мужества, по которым жили, служили и сражались герои Жаланашколя.