Тема Чечни сегодня актуальна как никогда. Национальная политика Советского государства на Кавказе в 1940-х годах заложила бомбу замедленного действия, которая разорвалась в начале 1990-х.
Однако в массовых беспорядках в Грозном в августе 1958 года были повинны русские. Расскажите о причинах этого конфликта, его движущих силах. Какова была роль органов государственной безопасности в его локализации?
Конфликтные ситуации на Кавказе не редкость. Что уж говорить о Чечне. После XX съезда КПСС (15—25 февраля 1956 года) депортированные в 1944 году чеченцы стали возвращаться из Казахстана в родные места. Однако их дома были заселены другими людьми, среди которых было много и русских. Естественно, вины последних не было никакой. Они вселились в дома по распоряжению властей.
В этой связи обстановка в республике сильно накалилась. Особенно в сельской местности — традиционном месте расселения чеченцев.
Столица Чечено-Ингушской АССР город Грозный был довольно большим промышленным городом, с преобладанием русского населения.
Однако и в Грозном чувствовалось напряжение. До жителей доходили слухи о конфликтах и столкновениях в сельской местности. Через город шел поток послевоенных переселенцев, возвращавшихся на родину. В сельской местности «историческая давность» была целиком за чеченцами. Иначе было в Грозном; Город построили русские. Он был основан как военная крепость в начале XIX века. В 1920-е годы, при создании автономии, в высших эшелонах власти прошла даже легкая дискуссия о придании Грозному особого статуса (самостоятельная административная единица) — на этом настаивали руководители местных нефтепромыслов.
В 1930-е годы экономическая жизнь в Грозном по-прежнему была связана с нефтепромыслами, на которых в то время чеченцы работать не хотели, да, наверное, и не могли. Депортация чеченцев и ингушей в 1944 году опустошила сельские районы республики.
В 1950-е годы большую часть населения Грозного составляли рабочие различных национальностей, занятые в нефтяной промышленности.
В городе доминировали не чеченцы, но и они, представители многонационального населения столицы восстанавливаемой автономии, как и все на Кавказе, имели обостренную этническую чувствительность.
В 1956—1957 годах в ходе массового возвращения в республику чеченцев и ингушей никаких серьезных изменений, учитывающих специфику ситуации, в работе правоохранительных органов Грозного сделано не было. Наружная служба милиции работала неэффективно. В Грозном совершалось более 50% всех преступлений, зарегистрированных на территории республики.
В связи с неспокойной обстановкой в августе 1958 года в Грозном я был командирован в этот город. Со стороны МВД прибыл генерал-полковник С. Н. Переверткин.
Беспорядки в городе начались с «интернациональной» выпивки, которая привела к убийству. В попойке участвовали трое чеченцев и русский. Разогретый спиртным чеченец стал требовать от русского, чтобы тот «поставил» еще одну бутылку водки: Завязалась ссора. Русский, получив легкое ножевое ранение в живот, добрался до общежития и лег в постель. Остальные продолжали пьянствовать. Вскоре один из чеченцев, Везиев, отправился в общежитие проведать раненого. Затем туда же пришли еще двое. Они попытались наброситься на раненого с ножом. Расправе помешал один из этих чеченцев, который, защищая жертву, сам получил ножевое ранение в руку.
Раздосадованные и агрессивные хулиганы отправились на танцы в Дом культуры, где встретились с демобилизованным моряком, рабочим химического завода Е. Степашиным и его товарищем и ровесником А. Рябовым — военным моряком, приехавшим из Севастополя в отпуск к родителям. Пьяные чеченцы начали ссору из-за девушки, избили Рябова и ушли. Возбужденный моряк собирался отомстить, но, когда они со Степашиным увидели невдалеке' группировавшихся других молодых чеченцев, сочли более благоразумным удалиться. Чеченцы, обладая явным численным превосходством, начали преследование молодых людей. Рябову удалось забежать за угол дома и скрыться, а Степашин поскользнулся и упал. Преследователи настигли его, жестоко избили и нанесли пять ножевых ранений. Молодой рабочий умер на месте. Оба преступника были арестованы и помещены в камеру предварительного заключения.
Жестокое убийство получило широкую огласку. Активизировались античеченские разговоры. Создалась психологическая атмосфера для морального оправдания «жестких» античеченских высказываний.
Пока по городу носились слухи об убийстве, а будущие участники беспорядков копили злобу на чеченцев и на весь мир, в доме убитого готовились к похоронам.
Понимая значение и общественный резонанс происшедшего, дирекция химического завода попыталась придать похоронам Степашина как бы более высокий статус — превратить их в официальное мероприятие. Этого же хотели и друзья убитого. Они обратились к председателю комиссии по организации похорон, созданной решением дирекции завода, с просьбой установить гроб для прощания в заводском клубе. Однако начальство тут же увязло в бюрократических согласованиях. Председатель завкома {он же глава комиссии по похоронам) начал переговоры сначала с дирекцией, потом вместе с друзьями покойного отправился в райком и горком партии.
Обиженные и разочарованные друзья убитого взяли организацию похорон на себя. Власти инициативу упустили. Когда около 3—4 часов дня гроб с телом Степашина привезли из морга, друзья «вопреки указаниям горкома партии» установили его в саду перед домом невесты в поселке Черноречье. Там жила основная масса рабочих химического завода. Вредном доме гроб все равно поставить не могли (узкий коридор), а в разрешенном горкомом Красном уголке — не хотели.
Стихийно у молодых людей созрело решение превратить прощание с другом в митинг протеста. Были написаны и расклеены на видных местах в поселке и на заводе объявления о митинге. Начальство объявления сняло, но подготовка митинга продолжалась.
Большинство этих молодых людей были комсомольцами и, в общем-то, привыкли к тому, что указания горкома не обсуждались, а выполнялись. Однако на сей раз решение власти вызвало неприятие у комсомольцев. Чересчур силен был шок от беспощадного убийства, и слишком несправедливым показалось запрещение установить гроб для прощания в клубе. Люди хотели потребовать у властей защиты, а те, руководствуясь какими-то своими соображениями (может быть, и правильными: не разжигать межнациональной розни), попросту отмахнулись от настроений рабочих.
Митинг уже нельзя было запретить. У гроба Степашина начались стихийные выступления. Инициатива исходила от заслуженных, уважаемых и вполне законопослушных людей.
Уже ночью во время дежурства у гроба близкие знакомые и товарищи Степашина договорились, что если будет запрещено проведение митинга в Черноречье, то гроб с телом они понесут на руках к обкому партии, где и проведут митинг.
Наутро участники ночного разговора сказали об этом решении матери убитого. И она согласилась с ними.
Утром 26 августа стихийная самоорганизация жителей Черноречья и рабочих химического завода продолжалась — стали появляться петиции к властям,
К часу дня в поселок Черноречье прибыло партийное начальство — секретарь обкома КПСС и 4 работников аппарата обкома. Вместе с ними приехали 15 работников милиции, 10 из них были в гражданской одежде. Там же были и сотрудники КГБ. Следует сказать, что оперативная группа сотрудников КГБ под моим руководством уже прибыла в Грозный. От МВД почти в одно время с нами приехал заместитель министра генерал-полковник С. Н. Переверткин.
Секретарь обкома запретил митинг перед выносом . тела. Тогда собравшиеся вспомнили о ночном плане друзей Степашина. В толпе начались разговоры, что надо идти к обкому и там устроить митинг.
Обстоятельства этому благоприятствовали. Мать Степашина собиралась уехать к родственникам в Горький (ныне Нижний Новгород) и хотела, чтобы за могилой его был присмотр. Поэтому решила похоронить сына на городском кладбище Грозного — там находилась могила тетки невесты и было кому ухаживать за могилой Степашина. Дорога на городское кладбище из Черноречья (окраина Грозного) проходила близко от центральной площади.
При выносе гроба с телом убитого собралось до тысячи жителей поселка. На кладбище отправилось около 200 человек.
Траурная процессия тронулась в путь в 15 часов 30 минут. Ей предстояла дальняя дорога: 10 километров от Черноречья до центра Грозного и оттуда еще 5 километров до городского кладбища. Организаторы и участники похорон имели твердое намерение сделать остановку около обкома КПСС и провести траурный митинг там.
26 августа гроб с телом Степашина его товарищи понесли сами, на руках. От всех предложений похоронной комиссии завода и работников милиции везти гроб на машине участники процессии категорически отказались.
В пути процессия обрастала новыми людьми. Она постепенно превращалась в античеченскую демонстрацию. Раздавались угрожающие выкрики. Наибольшую активность проявляла пожилая женщина, член КПСС с 1927 года. Она же постоянно призывала идти к обкому.
Обком, со своей стороны, сделал все для того, чтобы направить траурную процессию в обход центра Грозного. Подступы к центральной площади были перекрыты нарядом милиции и автомашинами.
Некоторые участники похорон возмущались и кричали: «Почему не разрешают нести гроб там, где хочется?» Наконец, группа женщин, около 50 человек, побежала вперед, обогнала идущих с венками, прорвала оцепление милиции и с криками повернула толпу на улицу, ведущую в центр. Дальше толпа женщин (до 300 человек) шла впереди и не давала милиции перекрывать подступы к центру города. Около продовольственного рынка кто-то из женщин стал звать народ на митинг. »
К 5 часам вечера похоронная процессия, обросшая множеством случайных людей (за гробом шло уже около 800 человек), подошла к обкому. Там организаторы и участники похорон потребовали открытия траурного митинга и выступления на нем руководителей.
Площадь была запружена людьми — собралось около 4 тысяч человек (один из участников событий, оказавшийся на площади несколько позже, говорил уже о 6—7 тысячах). .Было много пьяных, а также воров и хулиганов, которые присоединились к похоронной процессии на рынке. В собравшейся толпе носились разные слухи. Когда мать покойного упала в обморок, распространилась молва, что она от перенесенного горя умерла. Постоянно раздавались выкрики и призывы к расправе над чеченцами. : Чернореченцы, наконец, поддались на уговоры властей, перебрались от здания обкома на площадь Орджоникидзе и оттуда, уже на машинах химического завода, отправились на кладбище. На церемонии погребения присутствовал один из секретарей обкома. Все прошло спокойно. Вероятно, участники похорон и сами были напуганы произведенным эффектом. Их отвезли в Черноречье. Там на улице были установлены столы и устроены поминки.
Никакого участия в массовых беспорядках чернореченцы не принимали, состава преступления в их действиях не было.
На площади же у обкома осталось большое количество обывателей, не имевших никакого отношения к похоронам, пьяных и хулиганов, пришедших с рынка. Там же вертелось много подростков 15— 16 лет, а также учащихся ремесленного училища, известных в городе своими хулиганскими выходками.
Толпа продолжала требовать открытия митинга и выступления секретарей обкома КПСС. В конце концов митинг возник стихийно. На нем прозвучали, уже не только античеченские, но и антисоветские мотивы, недовольство Хрущевым и его политикой, даже призывы к забастовке.
Толпа, собравшаяся на стихийный митинг, поначалу готова была к диалогу с властью и выдвижению осмысленных политических требований. Однако ближе к ночи зеваки и любопытные, то есть более здравомыслящая публика, отправились по домам. А агрессивная и незаконопослушная часть толпы откололась от митинга и начала штурм обкома. Привлеченная для усиленной охраны здания группа работников милиции действовала вяло.
Ворвавшись в здание, бунтовщики «бесчинствовали, открывали служебные кабинеты^ искали секретарей обкома». К полуночи милицией и подразделением войск МВД обком был очищен от хулиганов. Но толпа наиболее агрессивных и подогретых спиртным людей не расходилась. Во втором часу ночи оцепление было снова прорвано, и нападавшие рванулись в здание.
Главной ударной силой была молодежь во главе с известными местными хулиганами — учащимися ремесленного училища. Поснимав с себя поясные ремни и взмахивая пряжками, они бессмысленно носились по коридорам и кабинетам, вряд ли отдавая себе отчет в том, зачем они это делают.
Силами милиции и КГБ здание было вновь очищено от хулиганов. К трем часам ночи утомленная толпа разошлась, а мелкие группы были рассеяны. Милиция задержала 20 человек, в основном пьяных, 11 из них посадили в камеру предварительного заключения. После выяснения личности всех отпустили. Милицейское начальство, полагая, что общественный порядок наконец восстановлен, успокоилось.
К 10 часам утра на площади вновь собралась большая толпа. Раздавались выкрики с требованием вызвать представителей из Москвы. Все сотрудники обкома КПСС, 6 том числе секретари, как обычно явились на работу, в это же время в обкоме находились секретарь горкома и руководители МВД республики. В 10 часов утра часть собравшейся толпы, несмотря на уговоры, оттеснила охрану и через главный подъезд ворвалась в здание.
Секретаря горкома Шепелева на руках вытащили на площадь и заставили выступать перед собравшимися. Как это часто бывает в подобных случаях, действия толпы не отличались логичностью. Когда Шепелев наконец начал говорить, раздались «дикие выкрики и свист» — теперь его не хотели слушать. Ворвавшихся снова вытолкали из здания обкома. Но толпа не расходилась, готовилась к новым атакам — у нее уже был опыт многократных «прорывов».
К полудню на площади у здания обкома собралось уже более 1000 человек. Здесь же оказалась грузовая автомашина, в кузове которой стоял стол и был установлен микрофон. У микрофона выступала некая женщина в возрасте 20—25 дет, среднего роста, полная, одетая в розовое платье. Она призывала направить делегацию на заводы и фабрики с требованием остановить работу и не приступать к ней до тех пор, пока не освободят 50 задержанных рабочих. Она же объявила, что химический завод и завод «Красный молот» уже остановлены, хотя на самом деле они продолжали работать. С автомашины также выступал неизвестный мужчина, старше 40 лет, среднего роста, в хлопчатобумажном костюме темного цвета и черной кепке, призывая к выселению чеченцев и ингушей, требуя освободить задержанных и прекратить работу на заводах.
Примерно в час дня от митингующих снова откололась большая группа хулиганов, ворвалась в обком и заполнила все помещения. Неоднократные попытки удалить хулиганов из здания не имели успеха, они продолжали погром: ломали мебель, били стёкла в окнах, выбрасывали на улицу деловые бумаги, календари и т. п., кричали, свистели, некоторые из них призывали бить чеченцев и «устранить» руководителей местных республиканских и партийных органов.
Часть нападавших пробралась на крышу здания и стала жечь там бумагу. Другая группа заполнила галерею балкона 3-го этажа и оттуда выкрикивала «провокационные призывы». Зал заседаний обкома, рассчитанный на 250 человек, также был заполнен до предела хулиганами. В служебных кабинетах на-. падавшие разливали чернила, били графины и стаканы, рвали настольные календари и бумагу, срывали с окон занавески.
В столовой обкома были открыты все водопроводные краны и краны газовых горелок. К счастью, коммунальные службы довольно оперативно прекратили подачу газа в здание.
Погромщики попытались использовать местную радиотрансляционную сеть для выступлений перед толпой. Однако одному из коммунистов удалось вывести радиовещание из строя.
Опасались захвата оружия. Участники нападения действительно искали комнату, где оно хранилось. К счастью, его успели перенести в безопасное место. Напуганные работники обкома просили вооружить их для самообороны. Этого тоже, к счастью, не сделали, — не было разрешения первого секретаря.
Попытки уговорить нападавших ни к чему не привели. Толпа набрасывалась на «начальников», избивала их, рвала одежду. Некоторые руководящие работники обкома КПСС и Совета Министров автономной республики укрылись от хулиганов в подвальных помещениях обкома, кое-кому удалось уйти через запасные выходы.
В это же время на улицах города отдельные группы участников беспорядков останавливали автомашины — искали чеченцев. Напугана была даже милиция. Как докладывал впоследствии генерал-полковник Переверткин министру внутренних дел СССР, «руководящий состав и значительная часть сотрудников МВД и райотделов милиции сняли форменную одежду из-за боязни возможного избиения их хулиганами».
На протяжении всех этих событий около 400 коммунистов, посланных Сталинским и Ленинским райкомами партии города Грозный, пытались воздействовать на толпу. Их не слушали, им угрожали, и ничего сделать эти люди не сумели.
Волнения шли своим чередом.
Около пяти часов вечера группа хулиганов набросилась на заместителя министра внутренних дел республики Шадрина и стала требовать списки задержанных 26 августа. Затем насильно вытащила его на площадь, требуя освобождения задержанных. Туда же привезли руководящих работников обкома и заставляли выступать перед толпой. Заверениям, что всех задержанных выпустили еще утром, не поверили. Переодетые сотрудники милиции попытались освободить заместителя министра, но им это не удалось (у него сумели только вытащить пистолет из заднего кармана брюк). Шадрина силой повели в МВД и, несмотря на сопротивление охраны, всей толпой ворвались в здание.
Оружие сотрудники МВД не применяли, пытались уговаривать. Их не слушали, открывали двери служебных комнат, искали задержанных. Около здания МВД был избит милиционер. Примерно 250 человек с криком и свистом, сорвав металлические ворота, а часть — по крыше здания, проникли во двор, а затем в КПЗ. В камере предварительного заключения в это время находилось 16 задержанных, в том числе и убийцы рабочего Степашина. Однако на них почему-то не обратили внимания, хотя, казалось бы, должны были отреагировать на чеченцев. Интересовались только задержанными за ночное хулиганство. Поверили, что всех отпустили, только после заверений сидевших в камерах. Потребовали у начальника КПЗ адреса освобожденных.
Пробыв в КПЗ около полутора часов и получив адреса, толпа ушла из помещения. На прощание разбили телефонный аппарат и сорвали погоны с начальника КПЗ. Затем потребовали машину и отправили группу погромщиков по городу — проверять сообщение об освобождении. Остальные вернулись на площадь к обкому.
В 18 часов 30 минут заместителем министра внутренних дел республики были вызваны 2 пожарные машины якобы для тушения пожара. Одну тут же опрокинули, у другой повредили электропроводку и выпустили воздух из шин.
Около 8—9 часов вечера в захваченное здание обкома пришел некто Георгий Шваюк и принес написанный им «проект резолюции». Так на сцене появился еще один документ, выражавший недовольство русских жителей республики.
В «проекте» говорилось:
«Учитывая проявление со стороны чечено-ингушского населения зверского отношения к народам других национальностей, выражающего в резне, убийстве, насиловании и издевательствах, трудящиеся города Грозный от имени большинства населения республики предлагают:
1. С 27 августа переименовать ЧИ АССР в Грозненскую область или же многонациональную советскую социалистическую республику.
2. Чечено-ингушскому населению разрешить проживать в Грозненской области не более 10% от общего количества населения.
4. Лишить всех преимуществ чечено-ингушское население по сравнению с другими национальностями с 27.08.58 г.».
Этот шовинистический документ был немедленно размножен на пишущих машинках и оглашен участникам беспорядков. Нашли его через несколько часов в здании обкома вместе с копиями, отпечатанными на обкомовских бланках.
Около 9 часов вечера толпа, убедившись, что задержанные прошлой ночью на свободе, загорелась новой целью: немедленно добиться «главной правды» у «верховного арбитра» — Правительства, ЦК КПСС, Под красным знаменем или транспарантом, взятым в здании обкома, что, очевидно, имело символический смысл для погромщиков и как бы превращало их действия из уголовного преступления в «слово и дело государево», бунтовщики направились на городскую радиотрансляционную станцию.
Хотели говорить с Москвой.
Возглавлявший эту группу мужчина лет пятидесяти, одетый в спецовку синего цвета, в соломенной шляпе, кричал, что он житель поселка Черноречье и «ему надоело терпеть бесчинства чеченцев, из-за которых нельзя вечером выйти на улицу». Что делал чернореченец в Грозном, когда весь поселок справлял поминки по убитому, почему следствие настойчиво утверждало, что чернореченцы в беспорядках не участвовали, кто, наконец, был этот странный руководитель погромщиков в соломенной шляпе — еще одна загадка грозненской истории.
Охранявшие станцию солдаты (всего три человека) толпу в здание не пустили — загородили вход. Погромщики, натолкнувшись на отпор, повели себя необычно — насилие применять не стали, а мирно удалились. Отправились попытать счастья в другом месте — на междугородную телефонную станцию.
На этот раз они действовали более решительно, но охрана применила оружие и ранила двоих — супружескую пару. Муж вскоре умер в больнице, а жене пришлось ампутировать руку. Еще одна женщина получила случайное ранение. Толпа хотела расправиться со стрелявшими солдатами, но они сумели укрыться в помещении. Ворвавшись в здание, погромщики потребовали соединить их с Москвой. Особенно активна была некая молодая женщина 19—20 лет, одетая в костюм темного цвета «которая с дерзкой настойчивостью требовала немедленного соединения с Москвой».
«Разговора с правительством» на этот раз не было. Работники телефонной станции заявили, что повреждена линия связи. Зато у двух телефонисток после этого визита пропали дамские сумочки.
Лишь с третьей попытки участники волнений дозвонились с городской почты в Москву. Разговор вел автор «проекта резолюции» Шваюк. Именно он, по мнению суда, был «инициатором разговора по телефону с приемной секретариата ЦК КПСС». Сам Шваюк рассказывал так: «Телефонистка соединила нас с Москвой, но так как по телефону некому было говорить, то мне передали трубку. Я стал разговаривать с Москвой, с приемной 1-го.секретаря ЦК партии. Я у него спросил: "Знаете ли вы о том, что творится в Грозном, что народ ждет представителей из Москвы, что нужно положить конец зверским убийствам, что дело дошло до требований возвратить Грозненскую область и выселить чеченцев?"» Что Шваюк услышал в ответ (наверное, обещание «разобраться») и с кем он на самом деле разговаривал — неизвестно.
Пока участники беспорядков добивались связи с Москвой, на площади у обкома произошел странный эпизод, очень похожий на провокацию. В 22 часа 30 минут к обкому подъехал автобус. Его водитель взобрался на крышу машины и заявил, что он якобы в автобусе перевозил убитых людей и их кровью испачкан весь салон. Люди бросились к машине, кто-то хотел задержать водителя. Толпа заступилась, и он вскоре уехал. Личность водителя была установлена, его делом занимался КГБ.
Все под тем же красным знаменем около 300 человек прямо с почты отправились на городской вокзал. За полчаса линейное отделение милиции на станции получило предупреждение от МВД. Однако подготовиться к встрече не успели.
Толпа почти на два часа задержала отправление пассажирского поезда Ростов — Баку. На рельсы набросали камни, костыли, похитили ключи от двух стрелок. Большая часть толпы оказалась возле паровоза. Раздавались античеченские выкрики.
Некоторые агитировали пассажиров, другие бегали по вокзалу в поисках чеченцев, встретив которых, избивали. Кто-то продолжал целеустремленно добиваться связи с ЦК КПСС — хотели послать телеграмму. Наряд милиции сумел эту телеграмму изъять.
В полночь в Грозный были введены войска. Через 20 минут они оказались на станции. Толпа сопротивлялась — забрасывала военных и железнодорожников камнями. Солдаты, действуя прикладами и не открывая стрельбы, быстро подавили сопротивление. На вагонах были стерты надписи, с путей убрали посторонние предметы, и меньше чем через час поезд отправился по назначению.
Беспорядки были прекращены. Четыре дня в городе действовал комендантский час. До 30 августа охрану важнейших объектов и патрулирование по городу осуществляли армейские подразделения.
Напряжение в городе спало не сразу, 29 августа на городском рынке пьяный безработный Ковалев фактически повторил и «озвучил» все, что во время беспорядков выкрикивала возбужденная толпа. Как сообщалось в заключении по этому делу прокурора, осужденный Ковалев 29 августа 1958 года на центральном рынке г. Грозный ив вытрезвителе «выражался нецензурными словами в присутствии множества граждан; вследствие буйного поведения он был связан».
В результате беспорядков пострадало 32 человека, в том числе 4 работника МВД республики. Два человека (из адсла гражданских) умерло, 10 было госпитализировано. В числе пострадавших оказалось много официальных лиц — секретарь обкома КПСС, заместитель министра внутренних дел республики, заместитель начальника районного отделения милиции, 2 оперативных уполномоченных милиции, лектор Грозненского горкома КПСС, а также 2 преподавателя Нефтяного института.
В списке пострадавших очень мало людей с чеченскими фамилиями — лишнее доказательство того, что волнения, начавшиеся под античеченскими лозунгами, явно переросли рамки этнического погрома и превратились в бунт против власти.
Отсюда и вывод МВД: «Беспорядки в городе Грозный, имевшие место 2б~-27 августа 1958 года, спровоцированы антисоветским и уголовно преступным элементом, использовавшим шовинистические и националистические настроения отдельных людей, вовлекшим в это неустойчивую часть женщин и молодежи, и по своему характеру являлись антисоветским выступлением».
После событий органы КГБ и МВД тщательно «профильтровали» город. На поддержку приехало много квалифицированных оперативников из Москвы, а также из других автономных республик и областей. Была создана специальная следственная группа, занимавшаяся расследованием и «выявлением главных организаторов и подстрекателей беспорядков». Группа работников уголовного розыска своими методами, с использованием агентуры, занималась тем же самым.
Все сотрудники правоохранительных органов были ориентированы на выявление участников беспорядков, лиц, ведущих провокационные разговоры среди населения города, и задержание разыскиваемых. Через участковых уполномоченных вели наблюдение за обнаруженными зачинщиками. К 15 сентября было взято на оперативный учет 273 участника массовых беспорядков. Задержано к этому времени было 93 человека, из них арестовано 57, взята подписка о невыезде у 7 человек. 9 человек были переданы в КГБ, 2 человека — в прокуратуру. КГБ арестовал 19 организаторов и активных участников беспорядков.
Органами милиции было возбуждено 58 уголовных дел на 64 человека.
Милиция не только «профильтровала» население города, но и «почистила» его. Выявлялись «лица, не занимающиеся общественно-полезным трудом, ведущие паразитический образ жизни и склонные к совершению уголовных преступлений, для решения вопроса об удалении из г. Грозный». На 15 сентября 1958 года таких оказалось 365 человек (167 ранее судимых, 172 не работавших, 22 проститутки, 32 нищих и т. д.).
Секретариат обкома КПСС и Совет Министров республики обратились в ЦК КПСС и Совет Министров РСФСР с просьбой о введении особого паспортного режима на всей территории г. Грозный и Грозненского района. Одновременно начали активно вербовать новых членов в добровольные бригады содействия милиции (в сентябре было принято около 300 человек).
15—16 сентября состоялся суд над убийцами рабочего Степашина. Один из них был приговорен к расстрелу, другой — к 10 годам лишения свободы и 5 годам «поражения в правах». Эксцессов во время суда в городе не было.
В заключение скажу, что, проанализировав эти события, я и генерал-полковник Переверткин пришли к выводу, что органы КГБ и МВД в Грозном не сумели упредить массовые беспорядки, опоздали с конкретными мерами. Я твердо утверждаю, что органы госбезопасности должны иметь информацию о возможном развитии подобных событий и принимать меры по их предупреждению.